Но сказать об этом мнительной подруге — значило спровоцировать разрыв. То, что другим тоже иногда бывает плохо, Оленька не осознавала, кажется, совершенно искренне.
— Будет кукситься. Проходи, раз пришла, — Ксюша подтолкнула гостью в гостиную, открыла уставленный спиртным бар, вопросительно приподняла розовый «Мартини» и ананасовый сок.
— Да, — подтвердила Оленька, с ногами обустраиваясь в любимом Ксюшином кресле. — Только набулькай сразу полный. Знобит.
Жадно, давясь, она выпила бокал. Это было что-то новенькое. Ксюша пригляделась повнимательней. Оленьку и впрямь трясло. На молочно-белом личике проступало непритворное волнение.
— Что на этот раз случилось?
— На этот? В смысле? — вопрос будто вернул Оленьку из переживаний, в которые она погрузилась. — А! Женька замуж предложил.
Это не было свежей новостью и во всяком случае не объясняло причину Оленькиного волнения. Евгений Сапега едва ли не с восемнадцати лет вздыхал по юной соседке по двору. Увы, безответно! Предложения руки и сердца отвергались год за годом. После каждой неудачи незадачливый поклонник неделю восстанавливал уязвленную мужскую гордость в компании проституток.
— В какой по счету раз отказала?
— Я согласилась, — Оленька с сожалением заглянула на дно бокала. — В конце концов когда-то за кого-то идти придется. И Димке отец нужен. Пусть лучше этот, если уж не выходит по любви.
По любви у Оленьки и впрямь не выходило. Слишком нетерпелива была. Могла, например, во второй или третий вечер знакомства придумать себе именины и потребовать в подарок лисью шубу или ювелирный гарнитур. После чего оторопевший любовник обычно исчезал. От мужской скупости Оленька сильно страдала и выплакивала очередную обиду на груди подруги. Ксюша пыталась убедить ее, что нельзя требовать всего и сразу. Чрезмерная алчность отталкивает мужчин. Надо дать время, чтоб он ощутил себя любимым, и тогда «само покатит». В ответ Оленька оскорбленно фыркала. По ее мнению, дорогой подарок в начале знакомства — это тест, отделяющий истинного мужчину от никчемных безденежных прохвостов.
Увы! Прохвостов в жизни Оленьки попадалось много больше. Тем не менее, принципам своим она не изменяла и в двадцать три года продолжала менять любовников, подобно золотоискателю, промывающему лоток за лотком в поисках золотого песка.
— Стало быть, Женька наскворчал на лисью шубу? — не удержалась от поддевки Ксюша.
Уловившая насмешку Оленька раздраженно поджала губки.
— Наскворчал! Брёдаешь! Тудамо-сюдамо! — передразнила она. — Сколько тебя учу манерам, а всё без толку. Нахваталась словесного мусора от муженька малограмотного. А что касается Сапеги, — попытка не пытка. Не заладится, — возобновлю пасьянсы.
Пасьянсами изысканная Оленька отчего-то называла свои любовные романчики.
— Ничего, — свыкнется. Как в других семьях.
Оленька намекающе наморщила носик. Раздосадованная тем, что Ксюша не отреагировала, зло ощерилась:
— О тебе, между прочим, говорю. Муж во всю на сторону гуляет, а ты живешь зажмурившись! Вот и сейчас, где он?
Именно Оленька на правах подруги первой намекнула Ксюше, что у Павла кто-то завелся. После чего мир в Ксюшиной душе задрожал и начал рассыпаться.
В висках Ксюши заколотило. Сил сдерживаться более не было:
— Ты что, с этим пришла?! Чтоб куснуть? Не могла дотерпеть до утра?
Добившаяся своего Оленька выпрыгнула из кресла, покаянно прильнула к взбешенной хозяйке:
— Я поганка, правда? Но, Ксюха, родная, если не я, то кто скажет? Другие-то вид делают, чтоб приятельницу не потерять. А я всё лбом колочусь… Ксюш, можно я у тебя заночую? Димка у предков. А одной быть дома так не хочется.
«Если не хочется одной, зачем опять сбагрила сына старикам-родителям»? — хотелось спросить Ксюше. А еще пуще хотелось выставить утешительницу, — из тех, что, обнимая, не преминут ковырнуть ноготком открытую рану.
— Ночуй, конечно, — разрешила она. — Я тебе постелю, как всегда, в гостевой. Только ты тут сама, если хочешь, похозяйствуй. Закипяти чайник, заточи чего-нибудь из холодильника, полистай телевизор. А я лягу. Голова опять разгуделась, и — в животе колотит. Похоже, малышу наружу не терпится.
Отделавшись от докучливой приятельницы, Ксюша не уснула. К двенадцати ночи жгучая ревность вытеснилась ощущением беды. Она знала это несчастное свое свойство. Подобно тому, как у фронтовиков к дождю начинали болеть раны, так и у нее душа в предчувствии несчастья принималась метаться.
В начале первого сердце вдруг с силой скакнуло в груди. Преодолев гордость, Ксюша набрала телефон Павла. Увы! Телефон голосил мелодией «Нежности», но не отвечал. «Возьми трубку, я спасу тебя», — бессмысленно заклинала она. В час ноль пять похолодевшая Ксюша совершенно явственно почувствовала, что сердце остановилось. И лишь через одну-две секунды, показавшиеся вечностью, запустилось вновь. Ощущение беды сменилось уверенностью — беда пришла.
Когда в половине четвертого утра в дверь позвонили, Ксюша, придерживая живот, поднялась, накинула халат — точно зная, что как только распахнет входную дверь, привычная, устоявшаяся за годы замужества жизнь разом рухнет. Появилось даже детское искушение не открывать, а забиться с головой под одеяло, — может, тогда пронесет. Не пронесет, конечно. Всё, что могло случиться, уже случилось.
Она включила свет в прихожей, дошаркала до двери, расслышала быстрое шуршание Оленьких тапочек от гостевой комнаты, и повернула ключ в замке.
На пороге с потерянным видом стояли Мазин и Сапега. Сзади, на площадке, угадывались голоса. Мелькнул силуэт в милицейской форме.
— Тут такое дело, Ксюха, — через силу пролепетал полненький Андрей Мазин. Он отер опухшие рачьи глаза и требовательно подтолкнул в бок Женю Сапегу. От несильного толчка массивного Сапегу качнуло. Стало заметно, что оба с трудом выходят из сильного опьянения.
Сапега обреченно вздохнул. Несколько раз открыл рот, так что в углу образовался сочный пузырь. Но так ничего и не выговорил. Лишь припал лицом к косяку. Плечи его мелко задрожали.
— Убит? — бесцветным голосом произнесла Ксюша.
— Нашли на окраине, у гаражей, — подтвердил Мазин. — Чем-то тяжелым по затылку. Видно, подстерегли. Джип не тронули, зато забрали мобилу. Явная заказуха. С нами милиция, — он показал за плечо. — Они сразу ко мне приехали. А теперь вот вместе к тебе… Ведь сколько умоляли, — жизнь-то дороже!
Прервавшись, Андрей, а за ним Женя бросились подхватить сползающую вдоль стены беременную женщину.
— Голову, голову держите! Да аккуратней, олухи! — из глубины квартиры на помощь бросилась Оленька.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});